У выставки нет ни объекта, ни субъекта, она по-разному материально соткана из крайне разных дат встреч и скоростей. Приписывать выставку субъекту значит упускать из виду такую работу материй и внешний характер их отношений. В выставке, как и во всем остальном, есть линии артикуляции или сегментации, страты и территории; но также и линии ускользания, движения детерриторизации и дестратификации. На таких линиях сравнительные скорости потока влекут за собой феномены относительного замедления, вязкости или, наоборот, стремительности и разрывов. И линии, и измеримые скорости — все это конституирует некую сборку.
Выставка — такая сборка, и, как таковая, она ни к чему не приписана. Это — множественность, но мы еще не знаем, что подразумевает такое множественное, когда оно уже ни к чему не приписано. Нет разницы между тем, о чем говорит выставка, и способом, каким она сделана. Значит, у выставки больше нет объекта. Выставка, как сборка, является лишь самой собой — в соединении с другими сборками.
На встречах мы не собираемся спрашивать вас, о чем хочет сказать выставка — об означаемом или означающем, мы не будем искать того, что следовало бы понять, но мы спросим о том, с чем она функционирует, в соединении с чем она передает или не передает интенсивности, в какие множественности она встраивает и трансформирует свою множественность. Мы говорим лишь о следующем: о женщинах, мужчинах, стратах и сегментациях, о линиях ускользания и интенсивностях, о енотах и их разных типах, об искусстве без объектов и его конструкции, о его селекции, о плане консистенции, о единицах измерения в каждом случае.